Так… первый блин комом…
Я немного полежала, восстанавливая дыхание и старательно прислушиваясь к себе, но боги в ногах не было. Они неплохо себя чувствовали, охотно сгибались в коленях и вовсе не походили на сломанные. Уже хорошо. Правда, ниже колен была наложена тугая повязка, которую я оглядела с изрядным удивлением. Потом подумала, потрогала пальцем и, наконец, размотала, с недоверием оглядев чистую, почти здоровую кожу, на которой осталось лишь несколько длинных розовых полосок. На левой голени. Как раз там, где меня так удачно располосовали.
— Однако, — совсем удивилась я, поняв, что все поразительно быстро зажило. — Хорошая эта штука — «синька». Мы боялись, что откусил, а оно вон как — лапы опять на месте. Чудеса.
Убедившись, что все части тела в полном порядке, я полежала еще немного, постепенно вспоминая прошлую (позапрошлую? позапозапрошлую?) ночь. Слегка поежилась при мысли о том, что здорово рисковала. Огорченно вздохнула, поняв, что еще сполна за это схлопочу от братьев. Снова подумала, изыскивая способы отвертеться от справедливых упреков. Прикинула, прилично ли будет, если я еще какое-то время поизображаю умирающего лебедя. А потом прислушалась к себе и с грустью поняла: нет, не получится ничего поизображать, потому что мне срочно надо выйти и очень срочно заглянуть в одну неказистую, отдельно стоящую палатку, дабы не умереть позорной смертью от разрыва мочевого пузыря.
Тяжко вздохнув и стянув со стоящего неподалеку табурета свою мятую маску, я откинула одеяло, отыскала запасные штаны (какая-то добрая душа уже успела меня бессовестно раздеть, но при этом забыла спрятать походный мешок). Затем набросила последнюю чистую рубашку, которая каким-то чудом завалялась под подушкой. Наплевательски отнесясь к тому, что она страшно мятая, накинула сверху куртку, полагая, что этого хватит, дабы скрыть мои женские округлости. После чего ухватилась за края постели и очень осторожно поднялась.
Минут пять мне потребовалось, чтобы привыкнуть к нахождению в положении стоя. Перед глазами, конечно, все плыло, пол под ногами бессовестно закачался, как палуба тонущего корабля. Слабость была дикая, но сами ноги, как ни странно, держали. И даже не слишком подгибались, когда я, немного освоившись, рискнула выползти наружу.
Беглая разведка путем острожного выглядывая за полог меня весьма порадовала: к счастью, поблизости никого из Фантомов не оказалось. Даже Лин куда-то запропастился, поэтому получать по шее мне было решительно не от кого. Ближайшие к нашему пригорку палатки рейзеров тоже странно пустовали. Никто вокруг них не ошивался. Никто меня не ждал с распростертыми объятиями. Народ был занят каким-то своими делами. А те немногочисленные фигуры, что мелькали вдалеке, помешать мне никак не могли.
Подгоняемая острой нуждой, я воровато огляделась снова и, держась за косяк, медленно выползла на улицу.
Ох, жарко.
И даже слишком жарко.
Закрытая маска неприхотливого черного цвета тут же начала напекать макушку. Теплая куртка мгновенно нагрелась. Мне стало душно. И слегка нехорошо. Но не настолько, чтобы отказаться от идеи добраться до заветной палатки. Тут идти-то всего ничего — каких-то двадцать шагов. Но, мама дорогая, как же долго я их преодолевала! Шатаясь, как завзятая пьяница, опасно раскачиваясь из стороны в сторону, готовая вот-вот шлепнуться или на колени, или на побитую задницу, но упрямая-а-а-а…
Надо сказать, это — одна из моих главных черт: ослиное упрямство, которое папа, как ни пытался, все равно не смог выбить. Хотя, думаю, об этом несложно догадаться уже по тому, какие вещи я творила, уперевшись рогом, словно молодой баран. Но зато когда я устало привалилась плечом к долгожданной «цели», меня взяла такая гордость за свои достижения, что просто трудно описать. Причем, гордилась я собой так долго и так сосредоточенно, что вышла обратно лишь минут через десять. И с высоко поднятой головой. Потому что мой сегодняшний подвиг был, пожалуй, посерьезнее, чем все остальное.
Правда, стоило мне сделать два шага в обратную сторону, как (по закону подлости, конечно) все силы резко закончились. Меня опять повело, в глазах заплясали разноцветные круги, ноги сделались ватными, в ушах отчаянно зазвенело. В результате чего я все-таки решила не рисковать и тяжело опустилась на коленки, уронив голову сверху и всерьез раздумывая: а не пойти ли мне дальше на четвереньках? В конце концов, что зазорного в том, чтобы вернуться домой, как гордая пантера?
Я потрясла головой, пытаясь прояснить путающиеся мысли, и какой-то отдельной частью сознания отметила, что нахожусь (мягко говоря) слегка в неадеквате. С одной стороны — необъяснимая эйфория, как будто меня накануне опоили дорогим коньяком, а с другой — эта дикая слабость. И плывущий перед глазами мир, в котором яркие вспышки снова, как во сне, начали чередоваться с картинками вчерашнего кошмара.
Летящий ворон…
Вспышка.
Мерно колыхающаяся зеленая трава перед носом…
Вспышка.
Истошно орущая харя, пытающаяся дотянуться до меня крепким клювом, а за ней — сотни точно таких же Тварей, считающих меня самой сладкой добычей…
Вспышка.
Бесконечно далекая палатка, до которой я пытаюсь добраться целую вечность…
Вспышка.
Все тот же неподвижный тяжелый взгляд из пустоты, за которым кроется слишком много нечеловеческого знания…
Вспышка.
Ой, блин. Кажется, у меня начались глюки!!
Я потрясла головой, силясь избавиться от наплывающих друг на друга картинок, среди которых было совершенно невозможно отличие настоящее от действительно бредового. Крепко зажмурилась. Сжала пальцами разболевшиеся виски. Попыталась открыть глаза снова. Но вместо палатки, которая совершенно точно должна была маячить в десяти шагах напротив, вдруг уткнулась взглядом в непроницаемую черную маску, под которой недобро горели чьи-то красные глаза.